Таких девушки утешают тем, что у мужчины главное не красота, а ум. А судя по блестящим холодными искорками глазам незнакомца, ума у него было с достатком, причем весь он работал на расчетливость хозяина.
Гость невольно вызывал отторжение.
— И кто это? — спросил я, ничего не понимая, но интуитивно чувствуя, что отец явно не ожидал в гости его.
— Заклятый враг, — сквозь зубы ответил отец. — Подлец и негодяй, который хочет уничтожить наш род. Это тот, кто занял нам деньги под кабальный процент. Это дьявол и имя ему — Прутковский.
Я глянул на гостя. Он улыбался, смотря прямо на нас, внимательно, словно хищник высматривающий свою жертву.
А потом неспешной походкой двинул в нашу сторону.
Глава 18. Бал (II)
— Федор Иванович, рад видеть вас и приветствовать в полном здравии, — произнес Прутковский, подойдя к нам.
— И я рад, — сдержанно ответил отец.
Было видно, что разговор ему этот неприятен — еще бы, увидеть своего кредитора, которому по крупному задолжал в такой радостный момент было не самым желанным.
— А это ваш сын? — спросил гость, поглядывая на меня. — Не был до сего времени знаком с ним лично.
— Александр Пушкин, — представился я.
— Князь Прутковский, Дионисий Егорович, — ответил подошедший. — Вы уже совсем взрослый, настоящий представитель и наследник своего клана.
Тонкий укол, казалось, прошел мимо ушей отца, но он все прекрасно понял. Обычно наследниками становятся тогда, когда умирает глава рода и Прутковский специально это сказал, делая намеки на долг.
М-да, тип и вправду мерзкий — отметил я про себя.
Прутковский осмотрел меня так внимательно, словно я был на приеме у врачебной комиссии. Сказал:
— Малой ходит в Школу?
— Ходит, — кивнул отец.
— Смитовскую?
— В нее самую.
Разговор явно не клеился — отец не сильно желал его поддерживать, но Прутковский словно на зло не уходил и продолжал стоять.
— Смитовская хорошая школа. Сильная. Но продержаться там очень сложно.
— Какими судьбами к нам? — поинтересовался отец.
— Так ведь бал, — улыбнулся Прутковский. — Был я приглашен господином Малыгиным. У вас по приглашению можно двоих с собой взять.
Отец кивнул. По стиснутым в токую нить губам я понял, что он пожалел об этом своем решении.
— Дионисий Егорович, я насчет долга хотел переговорить... — начал отец непростой разговор.
Прутковский улыбнулся, прищурился, словно кот. Официанты зажгли свети и отсвет их стал бликовать на блестящей лысине гостя, неприятно слепя глаза.
— Не будем о грустном, — произнес Прутковский. — Сроки еще есть. Правда они уже скоро проходят, если я не ошибаюсь, то уже в эту пятницу. Но я верю, что у вас получится вернуть деньги. Вы — человек слова. — И с нажимом спросил: — Ведь так?
— Конечно-конечно, — дрожащим голосом ответил Федор Иванович. — Не желаете чего-нибудь выпить?
— С удовольствием!
Отец налил гостью виски, тот одним залпом осушил дрогой напиток, крякнул. Произнес:
— На самом деле я и не думал вам занимать денег. Не верил, что у вас так плохо с деньгами.
Отец потупил взор. Потом вдруг встрепенулся, дернул плечами, словно скидывая оттуда невидимый снег. Спросил:
— Так зачем же тогда заняли?
— Дантес попросил за вас.
— Дантес? — переспросил я.
Фамилия была мне смутно знакома, но я не мог понять откуда я ее знал.
— Именно так. Мы с ним по четвергам играем в преферанс в салоне на Чайковского. Он мне и сказал, что у вас все так плохо, что посыпаться вы можете с шумом из Рейтинга. Вот я и решил помочь. Все-таки не чужие люди, оба князья, оба когда-то начинали с коллежских регистраторов.
— А ему откуда знать то, что у меня с деньгами плохо? — спросил отец. — Я с Дантесом не общаюсь.
— Не общаетесь? — настала пора удивляться Прутковскому. — Тогда зачем он это сказал?
— А мне откуда знать?
— Видимо, был инсайд, — предположил Прутковский. — В любом случае я оказался вовремя со своими деньгами, вы должны это признать.
— Признаю, — пыхтя и краснея, ответил Федор Иванович.
В зале вдруг стихла музыка — музыканты закончили играть менуэт и готовились начать другую композицию, образуя паузу в пару секунд. И этот кусочек тишины вдруг разрезала скрипнувшая дверь, привлекая на себя все внимание присутствующих.
В дом вошла девушка.
На мгновение я даже ослеп от белизны ее наряда, она вся была в белом, словно невеста. Но платье было не свадебным. Подчеркивая талию, оно спускалось до колен, где обрывалось ровной линией, подчеркивая красоту загорелых ног. Снежные волосы спускались до плеч, ограняя мраморное лицо.
Гостью я узнал сразу. Метель.
— Она тут что делает? — буркнула Катя, презрительно поглядывая на девушку.
Я пожал плечами — хотел бы и сам узнать ответ на этот вопрос.
— Краля! — фыркнула Тамара.
— Стерва! — в тон ей поддакнула Катя.
Я же не испытал негативных чувств при виде гостьи — просто не смог. Метель выглядела роскошно и все присутствующие обратили на нее свои взоры. От той боевой зажигалки не осталось и следа, теперь это была леди, настоящая, без масок, хоть и с острым взглядом волчицы.
Иосиф и другие парни тоже глазели на нее, не в силах укротить своих взоров и облизывали ее глазами, от самых ног, до плеч и лица.
Взгляд мой невольно остановился на шее девушки, открытой, длинной, плавно переходящей в плечи, и грудь... Нет, никакого глубокого декольте, белая ткань платья словно снег мягко ее закрывала, оставляя простор для воображения. А оно разыгралось не на шутку.
Зацокали дамы, особенно в дальних рядах. Мужчины же, даже пожилые, проводили гостью голодными взглядам.
Метель подошла ко мне.
— Добрый вечер, Александр, — мягко произнесла она.
Уголки ее рта чуть приподнялись.
— Добрый вечер, Метель, — ответил я, беря ее за руку и целуя ладонь.
Аромат полевых цветов, мягкость бархата — первое, что успел отметить я. Потом пришел легкий шлейф духов — вишни и гвоздики.
— Какими судьбами к нам? — спросил я, глядя на девушку.
Нужно было соблюдать этикет, да и особо предъявлять мне ей было нечего — ну был небольшой конфликт, но он уже исчерпан.
— Люблю балы, — ответила Метель. — Тем более приглашение было плюс два. Один из гостей отдал одно из мест мне, вот я и решила проведать старого знакомого.
Насчет старого знакомого это она конечно подколола. Друзьями мы никогда не были, но в последние дни пару раз пришлось столкнуться, из-за Крысы.
— Смею предложить выпить.
— С удовольствием, — кивнула Метель. И обезоруживающе улыбнулась: — Только не виски. Ваш отец хоть и провел невероятную презентацию, после которой уже больше ничего и не хочется, кроме этого напитка, но быть пьяной я не хотела бы — вдруг кто решит воспользоваться моей беспомощностью?
Она недвусмысленно посмотрела на меня.
Я насторожился. Что за попытки заигрывания? Хочет опять что-то выведать насчет Дара? Однако стоит признать — делает она это весьма недурно. Все мое мужское естество проснулось и восстало.
— Тогда вина? — предложил я.
— Белого.
Я налил ей вина, сам плеснул себе виски, того самого, про который отец распалялся больше всего.
Напиток и в самом деле оказался достойным.
— Так значит любишь балы? — спросил я, перекатывая стакане кубики льда.
— Люблю. А еще люблю общаться со способными парнями.
— Про Крысу я такого не сказал бы.
Носик Метели чуть насупился, девушка фыркнула:
— Крыса давно идет лесом. Раньше он был первым и вполне адекватным. Но со временем стал болваном. Ничего, кроме терроризировать мелких и тырить мелочь по карманам не умеет.
— Быстро ты слила своего друга! — усмехнулся я.
— Он мне не друг, так, знакомый.
— Но за своего знакомого ты крепко заступалась тогда, в нашу вторую встречу.
— Каждый может ошибиться, — улыбнулась Метель. — Тем более я не знала кто ты такой. Я имею ввиду по настоящему не знала.